Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа - Страница 22

Продюсер разговаривает со мной спокойно, но строго. Он не уверен в моей невиновности, и, если окажется, что я вру, публичной казни с вычитанием убытков из моей скудной зарплаты мне не избежать.

Через двадцать минут, добравшись до интернета, я демонстрирую доказательства своей правоты.

Я – невинно пострадавшая. Директор – врун и пьяница. И подлец к тому же.

Добро – в моем лице – оправдано. Зло – обнаружено.

Теперь злодей-директор вынужден поднимать все свои железнодорожные связи, чтобы отправить актеров домой вовремя. Это нелегко, все билеты раскуплены вчистую.

На следующий день я ему позвонила. Ровным голосом сообщила, что работать с ним больше не буду и после возвращения в Петербург ухожу с проекта. Он положил трубку. Вопрос с моим уходом для меня был решен.

Болезнь

Все вечера, отыграв спектакль, Иван пил так, что наутро его было не добудиться.

День уходил на то, чтобы прийти в норму. Вечером, опохмелившись, к семи часам, оживал. Отыгрывал свои сцены, после чего снова отправлялся в кабак.

Я захожу к нему в гримерку с программками спектакля.

– Иван, подпиши, пожалуйста, бабушки-билетерши попросили…

Протягиваю ему программки, показываю, где подписать.

– Как их зовут? – спрашивает.

– Не знаю, они не сказали, а я не спросила.

Берёт ручку, кладёт программку поудобнее, рука застывает над бумагой. Думает.

Я жду.

Думает.

Я не выдерживаю:

– Да напиши просто: «Здоровья и счастья».

– Да? Хорошо…

Пальцы, зажавшие ручку, на секунду дергаются, потом опять застывают над бумагой.

Мне становится весело, я улыбаюсь. Понимаю, что процесс затянулся, сажусь на диванчик.

Иван смущается:

– Да-да, сейчас, просто сосредоточиться не могу…

– Ничего-ничего, – говорю, – я подожду.

Пытаюсь понять: что происходит? Любой автограф для неизвестного лица подписывается в секунды, почему он тянет время?

– Да, да, смешно, – говорит Иван, – что же им написать?

– Может, что-нибудь в стихах? – предлагаю я.

– Да… Смешно.

– Нет, нет. Ты подумай, это не лишнее.

– Да… Меньше надо курить, Ваня, меньше надо курить, – говорит он сам себе.

Так. Значит, не только алкоголь, значит, еще и гашиш, – понимаю я.

Лирическое отступление

Я ненавижу его жену.

Не выпуская из рук телефона, он пишет куда-то бесконечные смс. Руки трясутся, самого колотит в ознобе. Судя по выражению его лица, в ответах, которые он получает, хорошие вести отсутствуют.

Где ты находишься, Ира? На съемках? Что ты пишешь ему такого, что от прочитанного его бьёт током, и он гасит свои эмоции в водке?

Слепому видно, что ему уже не справиться в одиночку с этой бедой. Ты – единственная, кто может помочь, и тебя нет рядом. Где ты находишься, Ира, когда отец твоих двух детей горит у всех на глазах ярким пламенем?

Я хотела бы помочь, но я не могу.

Я ухожу

– Я ухожу с проекта, – говорю я знаменитости, заходя к нему в антракте.

Теперь, когда я точно это знаю, я считаю часы до возвращения домой.

Дома – Анька и Яна. Дома кот Филя. Дома меня любят и ценят. Не выкидывают меня за окошко. До дома надо продержаться совсем немного.

– Я знал, что ты уйдёшь, это был вопрос времени – отвечает мне знаменитость.

– Ну, да, наверное, – соглашаюсь с ним.

– Но ты же не уходишь совсем? Ты же будешь появляться?

– Конечно. Я буду приходить в театр. Я буду очень скучать.

Он не спросил причину. Просто что-то свое про меня понял.

Последняя гастроль

В последний день, сразу же после спектакля мы столкнулись с Иваном в коридоре.

– Виски хочешь? – спросила я его.

Два дня назад я купила бутылку виски, половину которой мы выпили минувшим вечером с Наташей в моей комнате. Оставшуюся часть я принесла в театр.

– У тебя есть?

– Есть.

Он улыбнулся:

– Хочу.

– Сейчас приду, – пообещала я, – иди в гримёрку.

Он улыбнулся ещё раз, лампочка – впервые за все гастроли – включилась.

Повернулся, пошёл к себе.

Через десять минут я пришла с бутылкой. Разлил по стаканчикам.

Чокнулись с легким шелестом пластика в руках, глаза в глаза. Выпили.

Он с большим интересом углубился в ноутбук, где листал фотографии до моего появления. Фотографии давние, с отдыха в Китае, он листает их с начала репетиций.

Я их знаю все наизусть. Повисла напряженная тишина.

«А вот фиг тебе, – подумала я, – тебе тяжело со мной, но я не уйду».

Молчим.

– Ещё? – тянусь я к бутылке.

– Наливай, – отвлекается он от ноутбука.

Наливаю. Чокаемся. Молча выпиваем.

Он отворачивается к фотографиям. Я встаю у него за спиной. Смотрю.

– Видишь, – показывает он мне картинку, – это район в Шанхае, где мы жили.

– Интересно… – реагирую я.

Молчим.

Я не хочу говорить ему, что ухожу с проекта.

Пусть будет так: он придёт на репетицию в Питере, а вместо меня – другой человек. Хорошо бы еще сменить номер телефона, думается мне, чтобы, если он захотел позвонить, то не дозвонился бы. Вот так: пропасть без следа, насовсем, навсегда.

Ну, это я, конечно, размечталась. Менять номер, которым пользуюсь уже десять лет из-за какого-то… женатого поганца – слишком большая честь.

Разливаю по стаканчикам виски.

– Еще пьём?

– Давай.

Мы молчим.

Ах, какая неловкость!

Мне смешно. По-горькому смешно, немного истерично. Но я глотаю смех.

Ему, наверное, очень хочется, чтобы я ушла. Но я не ухожу.

Терпи, милый, терпи.

Что мне нужно? Трудно сформулировать. Мне нужны простые человеческие слова.

«Прости за то, что всё так вышло…» – меня вполне устроит. Я пойму, что меня всё-таки держат за человека, и учитывают, что проехались по мне катком, и даже испытывают какое-то подобие вины за это. Я отвечу: «Хорошо». И пойму, что тоже имею дело с человеком.