– Ты думаешь, это так легко?
– Я не думаю, что это легко! Я думаю, что это необходимо! Потому что при том ритме жизни, который он ведёт сегодня, ему остался год-два, понимаешь? Не больше! А дальше – остановка сердца. Он себя уничтожает каждый день! С бешеной скоростью! И, если ей хоть немного дорог отец её двоих детей, ей надо быть рядом с больным человеком, а не сниматься в дешёвых белорусских сериалах! Она карьерой своей занимается, понимаешь? Са-мо-ре-али-зацией! Потому что у него всё с кино сложилось, а у нее – нет! И вот она теперь снимается… А он себя в это время подрывает на мине! Вот и всё!
– Ты слишком резка…
– Я резка. Потому что человека скоро не будет. А помочь может только она. И её нет рядом.
***
Где ты снимаешься, Ира Дмитриева?
***
– Он собаку себе завёл, – говорит мне Оля гримёр, – немецкую овчарку.
– Как это – себе? А семья как?
– Семья – не знаю как. Ира в Белоруссии, дети у родителей. А Ваня – с собакой.
– Зачем она ему? Разве он может за ней ухаживать?
– В том-то и дело, что нет. Он по двенадцать часов в театре проводит, после репетиции ему хочется поехать выпить куда-нибудь, а дома – собака. Он приходит поздно ночью, она ему все полы описывает – он два часа с тряпкой в руках лужи за ней вытирает…
– Собаку нельзя оставлять так надолго одну, щенок ведь. Он же с ума от одиночества сходит.
– Ему говорили: Ваня, ну куда тебе собака? Тем более, овчарка. Отдай, пока не поздно… Он – ни в какую – не отдам: мне без нее плохо.
Плохо без собаки. Я понимаю. Нужно, чтобы дома тебя хоть кто-то живой встречал. Встречал и радовался тебе.
***
Где ты снимаешься, Ира Дмитриева? Что ты думаешь о своём муже, когда рассказываешь на страницах очередного глянца о вашей семейной идиллии?
– Знаешь, – говорю любимому, лежа на его плече, – я улетаю завтра на море.
Молчит. Долго молчит. Думаю: может, не услышал? Поворачиваюсь к нему.
– Куда?
– Сначала в Египет, потом в Италию…
Смотрю на потолок. Пауза. Думает о чём-то своём.
– Это надолго? Месячишко, да?
– Неделя в Египте, возвращаюсь в Питер ненадолго, потом восемь дней в Италии.
Молчит.
– Скучай по мне.
– Да уж.
Поднимаюсь, смотрю в его глаза.
– Зато я прилечу загорелая и красивая.
– Упс… Еще шибче?.. Это как? Это куда уж больше? Это нестерпимо ж будет совсем?!
Переворачивает меня на спину.
– Ура! – шепчу ему на ухо, – Это будет нестерпимо!!!
Это было нестерпимо.
Я даже не догадывалась, как бесполезны морские прогулки, если любимый остаётся на другом берегу. Нет, всё было неплохо: и море, и бассейн, и ромовые коктейли, и поездки по городам и сёлам египетским, но я считала дни, когда его увижу. Отсчитывала часы, сколько мне еще тут без него осталось. И каждые двадцать минут смотрела на телефон: нет ли от него сообщения. Иногда бунтовала и не брала телефон в руки по часу, а когда обижалась – вообще по полтора. Бросала на дисплей подчёркнуто случайный взгляд, как будто он меня может видеть, и сердце заходилось вопросом: а вдруг – письмо?
...«Ну как там? Жара, пальмы, море?»
«Бассейн, коктейли и сплошные предложения руки и сердца…:)»
За всю неделю написал мне пять сообщений.
Думала о нём постоянно. Лежу себе рано утром на лежаке возле бассейна, подружка Дашка спит до обеда в номере, я на солнышке жмурюсь, наушники в уши, а из наушников музыка – лирично-драматическая, преимущественно шедевриальная, специальную подборочку такую перед отлётом сделала, лежу и думаю: какое счастье, что он дышит сейчас где-то там, на другом материке.
Однажды днём перед обедом, когда подружка Дашка уже проснулась, позавтракала и улеглась на соседний лежак, к нам подошла девочка лет пяти.
– А у меня лопатка, – заявила она мне, – а у тебя что?
– А у меня – книжка, – показала я ей томик Акунина.
– Меня зовут Вероника.
– А меня – Катя.
– Ты пойдешь на зарядку в бассейн?
Каждое утро, как и в любом другом египетском отеле, аниматоры проводили аква-аэробику. Публика была преимущественно женская, солидного возраста.
– Нет, не пойду. Я загорать буду.
– А мы с папой пойдём.
– Ну, здорово.
– А ты в каком номере живешь?
– Я? В двухместном, на втором этаже.
– А мы на первом. И у папы кровать скрипит.
– Да? А у нас – все нормально.
– Ну, ладно, я пойду к папе. Пока.
– Ну, пока.
Она побежала в другой ряд лежаков с криками:
– Папа, папа! Она не пойдёт в бассейн!
Мы с Дашкой прыснули: заслал папа казачка…
Минут через десять папа прошёл мимо нас – высокий статный красавец лет тридцати семи, с полотенцем через плечо:
– Привет!
– Привет.
– Ну что, не пойдёте в бассейн плясать?
– Да не, мы позагораем… спасибо.
– Ну, смотрите, если что – мы с Вероникой там.
– Хорошо, мы будем иметь это ввиду.
На следующее утро, когда я вышла к морю, а Дашка спала в номере, с одного из лежаков мне активно замахали. Присмотрелась: мне ли? Ба, да это вчерашний красавец-папа, и рядом Вероника со своей лопаткой. Пришлось подойти.
– Доброе утро.
– Доброе утро. Устраивайтесь, я вам занял лежак.
Отказываться было неудобно, хотя я предпочитала провести это утро, как и все предыдущие, с музыкой наедине и мыслями о любимом. Правда, скромную попытку отделаться от ненужной мне компании я всё-таки предприняла.
– Спасибо большое, но здесь слишком ветрено. Я пойду туда, где я вчера лежала.
– Да? Ну, тогда и мы с вами, Веронике нельзя простужаться.
Подхватив свои нехитрые пожитки, Вероника с папой двинулись к моему лежаку.