Вот он, ультиматум, о котором мы так долго говорили, и не допускали в свои планы даже мысленно. Нам казалось, само как-то разрешится. Само не разрешается. Нервы наматываются рваными верёвками на кулак. Из светлой весенней девочки Яна за два с половиной года превратилась в нервную, дёрганую, напичканную всевозможными комплексами особу.
– Я не заслуживаю того, чтобы на меня тратили своё время. Я не заслуживаю внимания. Со мной нельзя провести вечер. Отдыхать поехать вместе с любимым мужчиной – мечта заоблачная, недоступная. Спать вместе – мои чрезмерные желания. Я – никто. Со мной нельзя поговорить нормально, потому что – либо секс, либо поговорить, надо выбирать, времени мало. Со мной нельзя пойти в кино, поужинать в ресторане. Два часа в неделю на меня – это то, что я стою.
Бунт. Четырнадцать дней на решение. Либо туда, либо сюда. Либо пан, либо пропал. Хватит сидеть на двух стульях. Ставки сделаны.
***
Две недели прошли в любви и согласии. Он приезжал к ней измотанный, обеспокоенный неудачами на работе, усталый, но готовый радоваться жизни. Они радовались вместе, потом он уезжал домой, всё как всегда, только в отношениях стало чуточку теплее.
– Я не дёргаю его вообще, – говорит Яна, – ни о чем не спрашиваю, не затрагиваю тему его решения. Я обозначила этот срок – две недели, и всё. Я стала идеальной женщиной.
Прошли две недели. Яна по-прежнему ни о чём не спрашивала.
– Не пойду же я с ножом к горлу: ну, что ты решил?
Дальше прошла третья неделя. Потом четвёртая. За это время семья переехала, обустроилась в новой квартире, дети пошли в новый садик, адаптировались в коллективе. Яна ни о чем не спрашивала, к теме принятия решения не возвращалась. Только превратилась в натянутую струну, если тронуть, зазвучит так, что уши заложит, а может и лопнуть.
А потом он пропал. Вообще. Перестал звонить. Отвечать на звонки. Перезванивать.
Без объявления войны.
После двух-трёх неотвеченных смс стало ясно, что сбежал.
Его жена в интернете на своей страничке опубликовала красивое стихотворение на тему, «как нам трудно с тобою вместе, но друг без друга нам все же никак».
Яна спрятала свои эмоции подальше, надела на себя чехол, застегнулась на молнию и продолжала жить, будто ничего не случилось. Вставала по утрам, умывалась, проверяла почту, ехала на работу, улыбалась, разговаривала, отвечала на звонки, решала чужие проблемы, стояла в пробке, возвращалась домой.
А дома, невидимая для всех, срывалась на одинокие истерики.
Больно жить, когда тебя бросают через колено.
***
В тот период мы о нём почти не говорили. Довольствовались короткими сообщениями: как там, ничего не слышно? – ничего. Если ничего не слышно, то что и обсуждать?
Иногда Яна сухо сообщала: вчера домой приехала, что-то меня опять поднакрыло…
Или: стояла сегодня в пробке, вдруг как разрыдаюсь прямо в машине… Люди смотрят, а мне никак не перестать.
Через месяц где-то она не выдержала, написала ему смс:
«Я знаю, что все, и все, что не делается, все к лучшему, но мне так тебя не хватает, прости…»
Ответа не было.
Через неделю он позвонил ей в ночи, пьяный в дым. Сказал, что сидит в машине под окнами своей квартиры уже час, выпил бутылку коньяка и не может себя заставить пойти домой. Ни слова о том, что пропал на целый месяц, о том, какое всё-таки решение он принял, просто констатация факта: водителя отпустил, сижу пьяный в машине, домой идти не хочу.
На вопрос, как вообще дела идут, сказал, что дыра полная, никогда такого не было, от переживаний открылась язва, надо снова идти к врачу.
Вот и всё, вот и поговорили.
– Яна, – прорываюсь я в телефонную трубку, – вы доконаете мужика! Доведёте с женой его до инфаркта своими ультиматумами! Скажи, что ему не надо ни от кого отказываться, всё можно решить без потерь!
Весь месяц я молчала, ни комментариев, ни советов, ничего, только слушала, и вставляла ожидаемые реплики там, где требовалось заполнить паузы: «а он?», «а ты?», «ясно», «всё решит время» и т. д. Двое дерутся, третий не мешай. Когда вопросы между двумя ставятся не на жизнь, а на смерть, не стоит лезть в эту мясорубку: во-первых, всё равно, не знаешь, как надо, во-вторых, всё равно тебя не услышат, а в-третьих, всё равно получишь по голове, а голова не железная, ей больно будет. Поэтому, если можешь ничего не говорить, ничего не говори. Но я уже не могла.
– Яна, ты объясни ему, что не происходит ничего страшного. Что никто его плоскогубцами из семьи не выдёргивает. Он стоит на разрыве между тобой и детьми как на краю пропасти. Это бред. Ты скажи, что нет никакой пропасти, не надо шагать в бездну. Ни от кого не надо отказываться, все останутся на своих местах. Ты ведь что хочешь? Ты хочешь перестать быть вне закона. Ты хочешь быть его женщиной и прекратить это скрывать. Ты хочешь быть рядом.
Но почему при этом нужно отказываться от детей? Ты объясни ему, что не нужно. Пусть он поговорит с женой, как нормальный человек. Если они живут так, как он тебе рассказывает, то этот брак – давно фикция, и обоим от этого разговора будет только лучше. Она – молодая красивая женщина – найдет себе того, кто будет ее любить, и сделает счастливой. Сколько лет она мучается от этого брака, который гирей на её ногах висит?
Пусть он скажет ей, что у него есть другая. Пусть познакомит тебя с детьми.
Что, детям станет хуже, если у них помимо папы и мамы появится классная тётя Яна, которая будет водить их в кино, забирать из школы и кормить мороженым? Пусть твой благоверный для начала живёт частично дома, пусть укладывает детей спать и рассказывает им сказки на ночь, скажем, четыре раза в неделю, а оставшиеся три дня, предположим, ночует у тебя. А жена его прекрасная пусть начинает ходить на свидания и заниматься своей личной жизнью. Все взрослые люди. Вы сможете договориться, если захотите, никто никого под дуло ружья не ставит, чтобы выхлёбывать в машине бутылку коньяка в одно лицо.