Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа - Страница 65

Для меня любовь – это позитив, который я хочу дарить другому человеку…

Ничуть не страшно

Я пошла в магазин и купила гель для душа. С полотенцем. Потому что в съёмной квартире моего любимого нет для меня нормального большого полотенца – приходится вытираться какими-то компромиссами, а вместо геля – на краешке ванной лежит туалетное мыло пенсионного возраста. Времени у моего любимого ходить по магазинам нет совсем, всё репетиции, и утром, и вечером, так что я решила позаботиться о своём комфорте сама, не требуя от него невозможного. Вообще-то, неплохо было бы и мочалку себе прикупить, чтобы ладонью не намыливаться, но мочалка – в данном случае – уже перебор, мочалка – непозволительная роскошь, ее, мочалку, можно и не пережить. У каждой мочалки должен быть свой хозяин или хозяйка, и в девяти из десяти случаев хозяйка живёт от мочалки где-то недалеко, предположительно в соседней комнате. Если заселить в квартиру к любимому свою мочалку, он тут же решит, что я претендую на соседнюю комнату, а это, насколько я понимаю, в планы его совсем не входит. В мои планы заселение в его комнаты тоже не входит, но как-то унизительно об этом специально говорить. А если не говорить, то любимый, уверившись, что я переезжаю к нему следом за мочалкой, может и с квартиры съехать, исчезнуть может в неизвестном направлении, скрыться в срочном порядке во избежание неловкой для себя ситуации, и тем самым снова сорвёт репетиционный процесс. Так что я решила мочалку не покупать. Ну его, это излишество, покой любимого мне дороже. Есть, конечно, риск, что я его и полотенцем перепугаю до мурашек, но я верю в своего мужчину, верю, что одним полотенцем его не возьмешь.

Так и вышло. Внимательные глаза напряжённо следили за тем, как я вытаскиваю из пакета свой скудный наборчик для водных процедур, на губах играла неуверенная усмешка.

– Это – тебе, для меня, – пояснила я свои действия заготовленной заранее фразой и торжественно протянула ему бутылочку с гелем.

Ему – потому что он – хозяин квартиры, для меня – для моего благополучия и комфорта, когда я к нему приезжаю. Приезжаю. Не путать с «переезжаю». Что тут непонятного? Что тут страшного?

Любимый, прищурив правый глаз, бутылочку взял, и, мужественно улыбнувшись, понес ее в ванную.

– Ну-ну… – услышала я, но интонация была добрая.

«Слава Богу, обошлось. Он у меня молодец» – подумала я и расслабилась.

А зря.

Часа через полтора, когда стрелки на циферблате показывали десять вечера, а спать еще не хотелось, я достала привезённый из дома диск с моим любимым фильмом.

Иногда я бываю навязчивой в своих симпатиях. Если мне удается открыть для себя что-то прекрасное, я спешу поделиться этим прекрасным со всеми, кто для меня важен. Я приношу читать книги, советую посмотреть фильмы, настойчиво зову на спектакли, когда меня об этом никто не просит. Мне кажется, что в мусоре повседневности очень редко удается отыскать что-то ценное, и каждую находку хочется разделить с хорошим человеком.

Я принесла любимому отличный фильм. Если бы кто-нибудь задал мне глупый вопрос, какое моё самое-самое любимое кино, я назвала бы этот фильм вторым по счету. Для меня это очень высокая оценка, потому что любимого кино у меня много.

Я поставила диск, щелкнула пультом, улеглась безмятежно в постель и потребовала, чтобы любимый лег рядом. Любимый в этот момент доедал за столом ужин и пообещал присоединиться сразу же после окончания трапезы.

– Нееет, – занудила я, – этот фильм надо смотреть… он требует внимания.

– Мне и отсюда хорошо видно, включай, котя, – сказал мой любимый.

«Ладно» – подумала я, и нажала на пуск.

– Это мой самый-самый любимый фильм, – восторженно прокомментировала я начальные титры, – удивляюсь, почему так мало людей о нем знает.

Любимый усмехнулся и стал смотреть в экран, дожевывая мясо.

Минут через пять он улёгся рядом, а минут через десять я поняла, что я полная дура.

Мой любимый фильм снят на тему любовного треугольника, что я совершенно упустила из виду. В центре сюжета – драма отношений женатого врача и официантки, случайно им встреченной в придорожном кафе. Причём, официантка – абсолютная такая жертва, с фантастической достоверностью сыгранная Пенелопой Крус, мучается от этой связи весь фильм, безропотно терпя свою вторичность, что в конечном счете приводит ее к гибели. Врач предстает безвольным неврастеником, жена – фарфоровой куклой, а любовница – Пенелопа – сплошной такой сгусток страдания.

Щёки у меня горели. Любимый молчал, насупившись, не отрывая от экрана тяжёлого взгляда. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Ну, или по крайней мере, выключить фильм, сказать: давай сделаем вид, что мы его не смотрели?

На это не хватало решимости. В голове шарахалась трусливая мысль: а вдруг обойдётся?

Где-то на середине он недовольно засопел и, взбив подушку, от экрана отвернулся.

– Спать уже хочешь? – заискивающим голосом спросила я, – давай выключим?

Он пробормотал что-то нечленораздельное.

Я с облегчением щёлкнула пультом. В наступившей темноте он властно притянул меня к себе и впился в мои губы жестким поцелуем. Я с готовностью поддалась.

Полностью признав свою ошибку, я подтверждала его доминанту как могла, абсолютным подчинением.

«Слава Богу, не сердится»…

Когда доминанта была подтверждена, а мой любимый возвратился в постель после душа, благоухая новокупленным гелем, я решила, что проблема исчерпана и потянулась поцеловать его на сон грядущий.

– Отстань, а? Дай поспать… – сказал он самым мерзким своим тоном, на который только способен.