После нее, задыхаясь, я много лет находилась на привязи надежды, что всё-таки когда-нибудь сойдется этот пасьянс. Не сошёлся. Невидимый поводок, на котором я существовала, натягивался, натягивался и оборвался в тот момент, когда я поняла, что любимый для меня теперь важнее этого издёрганного, с тревожными глазами мужчины.
Мой любимый – лидер в моей жизни по несовпадениям со мной – внутренним, внешним – любым, оказался нужнее человека, единственного из всех, ради которого я, быть может, и была сделана.
Но речь не об этом. Речь о Мише, об актёре, работающем в театре, в который я пришла на практику 13 лет назад.
Он был голосист, высок и красив. Но зомбированная своей любовью к издёрганному и сутулому, я не видела никого другого. Все остальные мужчины были для меня тенями. Я проходила мимо с неизменной улыбкой и через секунду о них забывала. Иногда эти тени, к моему удивлению вдруг отделялись от стен, обретали плоть, и зажимали меня в различных театральных закоулках. Но обескураженные моим безразличием в самом начале атаки, бывали нейтрализованы всего парой движений, которыми я отстраняла их от себя. Одним из них был Миша.
Однажды на гастролях поздно ночью он пытался поцеловать меня в коридоре гостиницы. Этот поцелуй был настолько неуместен для меня в то время, что я без всякого труда увернулась от стремящихся ко мне губ и пошла незамутнённая дальше.
Миша то мое безразличное отстранение запомнил. И много лет подряд во время случайных алкогольных встреч на банкетах кидал мне ненароком, с улыбкой: а помнишь, как ты меня тогда отшила?
Я удивлялась никчемности повода для столь долгой памяти.
Прошло тринадцать лет. За это время он успел жениться и родить двоих детей. О чём я узнавала из его интервью и фотографий на страницах телевизионных программок.
Жене изменял во все стороны.
Об этом рассказывали общие знакомые. Изменял постоянно, почти патологически. От долговременных любовниц, которых знали в лицо, до случайно снятых в баре женщин. Сначала я удивлялась этим рассказам, потом приняла как факт.
Однажды летом, муторным жарким днём, мы встретились в кафе Ленфильма. Он забежал туда после съемок, я – ради встречи с очередным продюсером: «как хорошо вы пишите, пришлите нам свои сценарии». Сценарии присылаю, но дальше разговоров о том, как они хороши, дело почему-то не идет.
Я сидела за столиком с продюсером и увидела входящего в кафе Мишу. Он рванулся было навстречу, но, заметив, что я не одна, тактично изменил траекторию, не желая мешать. Послал воздушный поцелуй и уселся с кофе за дальний столик. Я ответила светлым взглядом и продолжила разговор.
Мы не виделись с ним лет пять. А может, шесть.
С момента его появления, я не переставала чувствовать на себе тепло его глаз. Поворачиваясь в его сторону, улыбалась в ответ.
Вскоре у моего собеседника зазвонил телефон, ответив на звонок, он отвлёкся от нашего разговора. Я сделала знак, что скоро вернусь, и пошла поздороваться с Мишей.
Миша обрадовался шумно, почти восторженно. Я тоже была по-настоящему рада ему. Расцеловались. Перекинулись парой фраз о том, кто как живёт, и что здесь делает, проверили наличие телефонных номеров друг у друга, они были, и через пару минут я, извинившись, вернулась к продюсеру. А Миша, допив кофе, отправился по своим делам.
Минут через пять от него пришло сообщение.
В сообщении говорилось, какая я прекрасная.
Я ответила каким-то кокетливым «спасибо».
Он написал что-то ещё на ту же тему.
Я ответила в том же тоне.
Продюсер к этому моменту уже закончил говорить о моих сценариях и попросил прислать что-нибудь ещё. На этом мы с ним распрощались и направились каждый в свою сторону: он в – кабинет, я – на выход.
Третье сообщение от Миши поймало меня уже на проходной. Он предлагал встретиться на днях, выпить кофе и пообщаться. Сообщение заканчивалось фразой «жду привычного отказа». Это показалось мне смешным, так как за все тринадцать лет знакомства Миша меня никуда не приглашал, а я, соответственно, не отказывалась.
Я посмотрела на часы, было пять. Дел у меня никаких не осталось, домой ехать не хотелось.
Я написала: можем встретиться сейчас, я уже освободилась.
Оказалось, что за минувшие полчаса он успел уехать домой, на другой конец города, но это ничему не мешает, он вернется через тридцать минут, если я соглашусь его подождать.
Я согласилась.
Я вернулась на Ленфильм, вышла во двор, уселась на лавочку и стала ждать.
В ожидании возник вопрос: какого, собственно, рожна я всё это затеяла, зачем я сижу и жду Мишу, зачем я с ним куда-то поеду, если все это снова закончится его фиаско, потому что мне от него ничего, ну вот прямо совсем ничего, не надо?
Миша приехал с цветами и повез меня в ресторан.
В ресторане через несколько бокалов вина, которое я пила одна, так как Миша был за рулем, выяснилось, что мне с ним легко и весело. Что я говорю, не задумываясь, обо всём, о чём хочется, что тем для разговора хоть отбавляй, и, не закончив одну, я часто перескакиваю на другую, что случается со мной только в компании с близкими людьми, когда сказать надо так много, что боишься об этом забыть. Неожиданно оказалось, что Миша мне – близкий человек.
Так мы просидели часов шесть. Как только у меня заканчивалось вино, и я собиралась перейти к «ну что ж, спасибо за вечер», Миша сразу подзывал официанта и передо мной появлялся новый бокал. Сначала я вела им счет, потом перестала. Когда выходили из ресторана, было уже совсем темно.
В машине, по дороге домой разговорчивость моя усилилась. Каким-то ветром нас занесло на тему супружеской неверности, и я заявила к ней свое резко негативное отношение. Приводя в пример фигуру известного кинодеятеля, прославившегося не только ролями, но и тем, как цинично он снимает девиц на каждом углу, я высказала удивление его женой, которая за тридцать лет не только не ушла от него, но продолжает разыгрывать семейную идиллию, в то время как её супруг сам же и рассказывает в интервью о своих любовных приключениях.