Здравствуйте. Я – любовница вашего мужа - Страница 8

Предположила, что причиною тому – деньги, которые кормилец неизменно приносит в семью, превратив свою квартиру по количеству собранного антиквариата в малый филиал Эрмитажа. Потому что будь он при всех своих кобелиных вылазках беден, мне было бы крайне трудно понять причины, удерживающие женщину рядом с ним.

Миша с неожиданной прытью вдруг бросился на защиту народного любимца.

Тут мы крепко задискутировали, пока я не вспомнила рассказы знакомых о похождениях самого Миши.

– Ой, Миша, что же я с тобой спорю, – спохватилась я, – ведь ты же сам – известный ходок налево…

– С чего это ты решила? – зарделся вдруг Миша.

– Ой, ладно! – махнула рукой я, – Мир слухами полнится. А о тебе такие слухи ходят, что картина вырисовывается вполне ясная. Как же это я забыла, с кем разговариваю?

– Что-то тебе наговорили про меня несуразное… – пробормотал Миша.

– Ну, да. Несуразное. Но очень реалистичное.

– Это все неправда…

– Миша, это могло бы быть неправдой, если бы мне об этом насплетничал кто-то один. Знаешь, сколько людей мне про тебя рассказывало?

Миша был крайне смущён.

Мы подъехали к моему дому. Машина встала в нескольких шагах от подъезда.

– Спасибо за чудесный вечер, – сказала я, посмотрев на Мишу, – было интересно.

– Подожди, я тебя провожу.

«Так, значит, придется целоваться» – подумала я, пока он обходил машину, чтобы подать мне руку. Целоваться не хотелось.

Миша помог мне выйти из машины, несколько секунд до подъезда мы шли молча. Встали под светом фонаря. Миша спрятал руки за спину.

– Пока? – спросила я.

– До свидания, Катенька, – ответил Миша, держа руки за спиной.

«Чтобы не обнять меня ненароком, – подумала я, открывая тяжелую дверь подъезда, – как я, однако, его напугала своим осуждением внебрачных связей…»

Целоваться не пришлось.

Когда я зашла в свою квартиру, на душе было тепло и беззаботно.

Разговоры по телефону

– Меня вот знаешь, Яна, что удивляет: как они не боятся? Почему мужчины считают, что женщина, с которой они изменяют, автоматически становится их союзницей? Что этой женщине мешает из бабской солидарности или из желания попортить сопернице кровь позвонить жене и сказать: здравствуйте…?

– Они, мне кажется, нутром своим чуют и выбирают тех, кто на такое не способен. Таких как мы с тобой, например… Ты же не станешь с этим связываться?

– Не знаю. Я за себя поручиться не могу. Смотря, до какой степени взвинченности меня доведут…

– Не станешь. Я тебе стопроцентно говорю: не станешь.

– Я не стану этого делать не потому, что я – союзница. А потому что женщина, которой изменяет муж со мной, ни в чём передо мной не виновата. А удар, если я ей сообщу о своем существовании, придется прямо по ней. Я не могу наносить удар по невинному и беззащитному передо мной человеку.

– А мужчины – могут. Потому что не все женщины рассуждают, как мы с тобой. Многие набирают номер и говорят: здравствуйте.

– Ты мне скажи, Яна, вот, предположим, Миша. Если все вокруг знают о его изменах, если я – человек, который его не видел шесть лет – знаю, о том, как он веселится в ресторане с одной, и как вторая рыдает на чужих плечах, когда он ее бросил, если об этом знают все, то неужели не знает жена? Ведь это же бред!

– Значит, жена предпочитает не знать.

– И он, не заботясь о конфиденциальности своих похождений, выставляет свою жену в чужих глазах абсолютной дурой. Потому что к женщине, от которой муж прилюдно гуляет на 360 градусов, ничего, кроме унижающей ее жалости люди не испытывают…

Миша

Прошло какое-то время. Через неделю Миша снова объявился. С предложением поужинать вместе. Я, вспомнив всю непринуждённость нашего общения, подумала: почему бы и нет? В конце концов, у меня так мало знакомых, с которыми мне непринуждённо.

На этот раз цветы были пошикарнее и ресторан побогаче.

Мы поехали далеко за город, где на берегу лесного озера в закрытом посёлке разместился между сосен уютный ресторан, работающий исключительно «для своих».

Нас посадили на просторную стеклянную террасу, с видом на берег, укрыли пледами и принесли вкусную еду. Газовые фонарики зажглись, когда спустились сумерки, а фоном к разговору служила ненавязчивая музыка. Кроме нас на террасе никого не было.

Все казалось таким чудесным и необычным, что напоминало сцену из романтического фильма, а не реальную жизнь.

Хотелось остановить мгновение: давно меня так красиво не выгуливали. Давно за мной так нежно не ухаживали.

Я опять пила вино, Миша, опять за рулём, оставался трезвым.

По дороге домой, в машине, я, разглядывая его за разговором, подумала: а он симпатичный. Ему идут очки, которые он надевает, когда ведёт машину. Они придают ему интеллигентность, что незаметна, пока он без них. От Миши веет какой-то надежностью.

Смешные мысли, если не забывать, что он – закоренелый бабник.

Пожалуй, я могла бы влюбиться в такого мужчину, если бы он был свободен.

Поздно ночью, провожая опять до подъезда, Миша поцеловал меня. Не скажу, что я при этом что-то особенное почувствовала. Ну, поцеловались, и что? Поцелуй еще не повод для романа. Домой я его не пригласила.

Через пять минут после того, как разошлись, от него пришло восторженное сообщение. Что-то вроде того, что вкус моих губ для него незабываем, и он ждёт не дождётся следующей встречи. Что я ответила, не помню. Я не была в него влюблена.

Следующие два-три дня на меня обрушился поток сообщений. Пришло время для выяснения отношений. Миша настаивал на романе, я отвечала, что романа не будет.